в целом, бездумно и преступно

разрушаются. Вы понимаете?

Слушатели вразнобой кивали, и Садовник, ободренный их молчаливой

поддержкой, продолжал:

- Мы, глупцы, даже не представляем до какой степени наше существование

зависит от всего живого мира, особенно от растений.

- Так вы из принципиальных соображений не пользуетесь у себя в саду

химическими средствами? Боретесь, так сказать?

- Чем могу, тем борюсь, - сухо ответствовал Садовник.- Вношу, так

сказать, посильную лепту.

- Лучше бы вы вносили удобрения.

Наступило неловкое молчание. Но Мастер Золотые Руки даже не заметил

этого.

- Самое главное,- авторитетно заявил он и воздел указательный палец

кверху,- это обеспечить человечество неиссякаемым источником энергии. И все

проблемы решатся сами собой.

- Неужели вечный двигатель хотите изобрести? - язвительно спросил

разобиженный Садовник.

- Именно,- невозмутимо согласился Мастер Золотые Руки и, открыв

закопченную крышку, принялся помешивать кулеш большой деревянной ложкой.

- Но второй закон термодинамики...- возразил Мальчик, вспомнив

школьную премудрость.- Он запрещает...

Мастер, забыв закрыть котелок, встал и, взмахнув крышкой, торжественно

провозгласил:

- Природа ничего, никогда, никому не запрещает! Запреты придумывает

человек. Решение проблемы вечного двигателя есть. И притом очень простое. Я

изобретаю не традиционный механический вечный двигатель, а двигатель,

работающий на элементарных частицах.

Поток этих частиц неиссякаем, поскольку неиссякаем и бесконечен

Космос. А значит, и двигатель мой будет работать вечно.

Мастер Золотые Руки умолк. Все знали, что теперь, выплеснув то, что

наболело на душе, он будет угрюмо молчать. Садовник тоже молчал и обиженно

сопел.

- Расскажите что-нибудь вы, Охотник,- попросила Феня, чтобы разрядить

обстановку.

- Да что там рассказывать? - прозвучал деликатный голос.- Все равно не

верите.

- Ну, пожалуйста, расскажите,- снова попросила Феня, тонко чувствуя

его состояние.- Прошлый раз вы так интересно рассказывали, как одним

выстрелом убили двух тигров, стоящих рядом.

При слове "убили" Садовник демонстративно отвернулся.

- Да ну,- вяло, по инерции отбивался Охотник.- Вы тогда все равно не

поверили.

- Почему же,- вежливо вставил Мальчик.- Очень даже поверили. Только

тогда вы не успели объяснить, откуда у нас, на Украине, взялись тигры.

- Неважно! - оборвала Мальчика Феня.- Рассказывайте.

- Словом, вчера это было,- начал Охотник, обводя всех умоляющим

взглядом. Он хотел говорить как можно равнодушнее, но голос его дрожал.-

Словом, страшный вепрь, то есть дикий кабан, ходил в соседнем лесу. Ужасный

зверь. Бывало, и на людей нападал. Изредка. Иногда. Словом, довольно часто.

Буквально никому прохода не давал. Станет посреди дороги, как гора. И

машины стоят - пробка образуется. Асфальт в самосвалах остывает, бетон

засыхает, люди по делам опаздывают. Из машины выйти нельзя - мигом изорвет.

В машине - и то страшно. Очень легко может перевернуть даже грузовик. Рылом

поддел - и кверху колесами лежит. И вот охотился я в этом лесу со своей

тулочкой-одностволочкой, утиной дробью заряженной. Смотрю - он! Вепрь

почуял, что смерть его пришла, и от меня. А я за ним во всю прыть. Бегу, аж

дух захватывает. Слышу - сопит за спиной, догоняет, дьявол!

Темнота зафыркала, зачмыхала, зазвенела в сдерживаемом смехе,

загоготала в кулак. Охотник обиженно замолчал.

- Допустим, что все это так, но как же вы его застрелили на бегу да

еще утиной дробью? - саркастически поинтересовался Садовник.

- Не стрелял я,- буркнул Охотник, еще не веря в то, что и на сей раз

никого не удалось убедить.- Он сам помер. От страха. Разрыв сердца

произошел. А из под шкуры его потом я выковырял целую кучу картечи. Взвесил

- двадцать пять килограмм оказалось. С таким грузом бегать тяжело. Может,

еще и поэтому сердце не выдержало.

Друзья еще немного посмеялись и умолкли - на этот раз надолго.

Они молчали, глядя в небо и чувствуя, как бездонная чернота его со

всеми звездами неудержимо наваливается на них, охватывает со всех сторон и

растворяет в себе без- остатка. Торжественная тишина лилась сверху, и люди,

глядящие в небо, ощущали, что мерно пульсирующая вечность коснулась их

своим крылом.

И тогда начинал говорить Пришелец, и слова его были, как музыка. Он

рассказывал о радужных вспышках космического излучения, которые он способен

увидеть, о многоцветной искрящейся иллюминации метеорных дождей на газовых

гигантах, о могучих ослепительных потоках энергии, вырывающихся из спирали

газа, ввинчивающегося в нейтронную звезду, и о страшном реве рождающихся

квазаров.

Как всегда, они разошлись поздно, и до тех пор, пока последний гость

не закрыл за собой калитку, за дощатым забором, отгораживающим двор

Пришельца от соседнего, без устали взад-вперед маялась соседка Пришельца -

неугомонная бабка Федосия. О ней стоит рассказать особо.

9

Когда-то давно жила-была в глухом сельце Киевской области юная девушка

Федосийка. Была она веселой, расторопной, всегда готовой выкинуть

какую-нибудь забавную штучку, совсем в духе гоголевских "Вечеров на хуторе

близ Диканьки". И возы затаскивали на крышу, и ворота снимали, и собак

сажали на дерево, и пустые тыквы надевали на головы, с успехом представляя

"врага рода человеческого". Во всех этих проделках, наряду с хлопцами, а то

и верховодя ими, принимала участие русоволосая хохотунья Федосия. Летними

вечерами, когда месяц, словно золотой челн, скользил среди серебристых

облаков, девчата собирались где-нибудь у тихого ставка под вербой и,

усевшись на скамейку, рассказывали друг другу жуткие небылицы о нечистой

силе. И когда ночь неспешно переваливала за полночь, каждый новый рассказ

был еще страшнее, девчата вскрикивали от сладкого ужаса, теснее прижимаясь

друг к другу.

Я помню одну из таких историй, которую поведала мне бабка Федосия. Она

уверяла, что случилось это на пятый год ее замужества.

Стал муж ее Макар через меру в рюмочку заглядывать, поздно домой

приходить и язык свой распустил настолько, что через каждое слово то бога,

то черта вспоминал.

Вот возвращается он однажды поздно вечером домой. Не видно ни зги,

хоть глаз выколи. Хорошо еще, что дождей не было и можно было идти, держась

середины дороги.

И вдруг слышит Макар, что сзади кто-то сопит и пыхтит. И сопение это

на человеческое вроде не совсем похоже.

- Кто там? - спросил Макар и на всякий случай перекрестился.- Это ты,

Степан? Чего это ты, сосед, так поздно шляешься? Или лишнего хватил? Чего

тогда не видел я тебя там, где все люди добрые пьют? Не было тебя у

Хивроны. Это я точно помню. Кум Василь был, и Маромон придурковатый тоже

был, и Кузьма Черный приходил. А тебя - нет, не помню. Что скажешь на это?

Предполагаемый сосед безмолвствовал, даже сопеть перестал.

- Ну ладно,- дрогнувшим голосом произнес Макар, напрасно пытаясь

говорить по-мужски уверенно и спокойно.- Ты, добрый человек, иди своей

дорогой. А я пойду своей.

И он чуть заторопился к своей хате. Тотчас же сопение возобновилось.

Страх прояснил мысли, и Макар неожиданно понял всю жуть своего положения.

Он, спотыкаясь, побежал, но таинственный преследователь не отставал.

- Иже еси на небеси... хлеб наш насущный дай нам днесь... и смертью

смерть поправ...- судорожно выдыхал Макар из горящих легких слова из всех

известных ему молитв.

Вдруг из туч, как пробка из воды, выскочил полный месяц и внезапно

озарил землю ясным тихим светом.

Макар оглянулся, ожидая увидеть нечто ужасное, и вдруг рассмеялся

дурным смехом: за ним бежала... свинья.

- Фу ты, черт,- проговорил он, чувствуя жжение в горле и вытирая лицо

полотняным рукавом.- Хорошо, хоть никто не видел! А я-то думал!

- И правильно думал!- зловеще прохрипела свинья, не спеша подходя к

остолбеневшему мужику и зло посверкивая зеленым огнем маленьких глазок.

Что тут сталось с мужем Федосии! Всего он и сам не помнил. Помнил

только, что сердце его с такой силой ударило в грудную клетку, что чуть не

проломило ее. Он подпрыгнул на месте и рванул вперед со скоростью, на

которую не способен ни один смертный.

Макар ворвался в хату, задвинул задвижку, набросил крючок и, торопливо

нашарив полено скрюченными от непомерного страха пальцами, подпер им дверь.

С помертвевшим лицом метался Макар по хате, выглядывая в оконце. И он

увидел...

Свинья, стоя на задних ногах, упираясь передними в стену, крошила

побелку и всматривалась через стекло в темную комнату.

- Выходи, Макар,- насмешливо хрюкала она.- Поговорим о черте. Знать,

интересует он тебя, коли вспоминаешь его ежечасно. Ну, выходи, голубок,

другого случая, может, не будет.

Распатланная Федосия, икая от испуга, полными пригоршнями лила

свяченую воду из горшка на стекло, и она, стекая на пол, наполняла

помещение запахом мокрой глины.

Много подобных историй рассказала нам бабка Федосия. А как она пела! Я

и сейчас вспоминаю: "Ой, чий то кiнь стоiть, да й сива гривонька..." Эти

чудесные слова, эта прекрасная мелодия завораживали слушателя и заставляли

трепетать от восторга сердце.

Федосийка, рано оставшаяся без отца, по настоянию матери вышла замуж

за соседа-вдовца, когда ей только-только исполнилось восемнадцать.

Сосед был высоким, строгим, подтянутым, носил полувоенный френч и лихо

подкручивал усы.

Одного за другим родила Федосия четырех детей - трех мальчиков и

девочку. Младшенький в два года от дифтерита помер. Все меда из кавуна

перед смертью просил. Только где его взять было в марте? Старшего на войне

убили, где-то в Трансильвании. Осталось двое - сын и дочь. После смерти

отца все они переехали в Глуховичи, потому что Федосия хотела, чтобы дети

ее получили городские специальности.

Сын закончил в Глуховичах профтехучилище, дочь - медучилище. Сын

женился на киевлянке, переехал в Киев и поступил работать на завод

"Большевик". Дочь вышла замуж за курсанта КВИРТУ, которого после окончания

училища отправили на "точку" на Дальний Восток.

И старуха осталась сама.

О, сколько стареющих женщин, переведенных детьми своими в ранг свекрух

и тещ, остаются одни! И они, главный смысл существования видевшие в детях

своих, с болью отрываются от них - от единственных, от ненаглядных.

Большинство из них не смеют или не хотят настаивать на том, чтобы дети

забрали их к себе. И множатся ряды беспризорных стариков и старух -

каких-то растерянных, неухоженных, с хронической тоской в глазах.

Федосия, жившая одна, сдружилась с такой же одинокой соседкой

Тодоской. Долгие вечера они проводили вместе, сидя на лавке за столом,

покрытым поблекшей и потрескавшейся клеенкой. Старухи, часто повторяясь,

говорили о днях молодости, пели, пили наливку "малиновочку" и, быстро

хмелея, плакали, вспоминая забывчивых детей. Получая редкие, наспех

написанные письма, демонстрировали их друг другу и вдохновенно

фантазировали о небывалых, сказочных успехах своих чад. А в конце они

неловко врали, пытаясь убедить прежде всего себя, что дети просят приехать

к ним в город и остаться у них навсегда.

Умерла подружка Тодоска под утро, свесив с кровати руку и опустив

ногу, будто собираясь вскочить и убежать от костлявой. На следующий день ее

и похоронили; гроб везли на старом, дергавшемся и стрелявшем грузовичке, а

следом за ним шли три старухи, будто примеряя эту церемонию к себе. Местный

дурачок Ваня-козопас, с опухшей физиономией, в шапке, надетой на бабий

шерстяной платок, тоже шел за гробом, бормоча и улыбаясь. Знал - там, возле

ямы, угостят конфеткой. Завершала процессию старая, облезшая кошка покойной

Мурка.

В освободившийся дом поселили какого-то Пришельца, который,

рассказывали, очень издалека прилетел, из самого Космоса. Долго сюда промеж

звезд добирался.

Бабка Федосия, оставшись совсем одна, начала разговаривать с

фотографиями и с кошкой Муркой, которую забрала к себе. Она отвечала на

утренние приветствия динамика, радуясь, что после бессонной ночи слышит,

наконец, живой человеческий голос.

К старости черты характера заостряются. Был человек бережлив, стал

скуп; был осторожен, стал труслив; даже мудрый подчас становится мелочно

поучительным.

Бабка Федосия стала ходить в церковь, ее полутемная комнатушка

наполнилась иконами, перед ними горела лампадка, во всех углах высохшие

цветы, печальный запах которых вызывал мысли о том, что мир наш - ковчег

скорби, что все суета сует, что все там будем и тому подобное.

Каждый вечер она несколько часов кряду ходила вдоль забора натоптанной

тропинкой и внимательно прислушивалась к разговорам во дворе Пришельца.

Когда гости расходились, она взбиралась на специально приготовленную для

этого скамеечку и, держась обеими руками за забор, дерзко вопрошала:

- Ну, вот скажи, Пришелец, ты был там, наверху. Бог там есть или нету?

- Нет,- с неизменным спокойствием отвечал Пришелец, заливая водой

угли. - Нет и, наверное, не будет.

- Антихрист!- с тихим негодованием ругалась бабка и слезала со

скамейки. Голова ее исчезала за забором, но возмущаться она не переставала:

- Анафемская душа! Аспид! Может, и видел, а говорить не хочет!

Несколько вечеров кряду она не заговаривала с Пришельцем, обдумывая,

как бы половчее вывести его на чистую воду. Наконец в один из вечеров она

взгромоздилась на стул и язвительно спросила:

- Вот ты бога видел?

- Нет, - с привычным хладнокровием отвечал Пришелец.

Бабка тихо засмеялась.

- Не видел, а говоришь, что нет! - победно заключила она и исчезла за

забором.

Опережая повествование, хочу сказать вам, читатели, что уйдет бабка из

местечка. Уйдет, еще твердо ступая по пыли босыми потрескавшимися ногами

своими, завязав в узелок скудное добро свое. Уйдет в село юности своей,

чтобы остаться там навсегда. Навечно.

Звенят там еще песни, которые пела она в молодости с сердечными

подругами, журчат прозрачные родники; там, прямо в поле, на пашне, родила

она когда-то старшенького своего, ушедшего из хаты в суровую военную годину

и не вернувшегося, помнит там еще ее земля, которой отдала всю себя...

10

Прошумел и канул в прошлое последний экзамен. Получен аттестат

зрелости и наступили последние каникулы...

Теперь можно было делать все или почти все, что вздумается. Можно

вставать в девять, завтракать в десять, потом не спеша забредать к

Пришельцу, Охотнику или Садовнику. В крайнем случае к Мастеру Золотые Руки,

чтобы в очередной раз подивиться изобретательности, с которой он находил

сотни новых, "непринципиальных" причин, из-за которых вечный двигатель

временно не может быть построен.

А еще можно было ходить в кино хоть на все сеансы подряд. Или, взяв

теткину хозяйскую сумку, отправиться в нагретый солнцем молодой соснячок за

рекой и там, вдыхая тяжелый медовый запах смолы и почесывая тело, зудящее

от уколов сосновых игл, собирать коричневато-дымчатые маслята с присохшей к

ним травой и хвоей.

Но еще лучше, набрав полный кулек яблок, с самого утра отправиться на

пляж вместе с Феней Морганой. Уже в девять часов они приходили на место. В

это раннее время людей на пляже почти не было, что немало удивляло

Мальчика. Как здорово здесь именно в час, когда чуть греют косые лучи

восходящего солнца, когда пляж непривычно пустынен и тих, когда прохладный

еще песок дышит речной сыростью, а горьковатый запах вербы, не распаренной

пылающим полудневным солнцем, легок и ароматен. Сквозь красноватую воду

виден лимонный песок, и на быстро прогревающемся мелководье резвятся чуткие

стайки сероватых, размером со спичку мальков. Порой крохотная волна,

заискрившись, тихо и лениво скользит на берег и едва слышно всплескивает.

Феня легко бежит по влажной кромке берега, Мальчик- за ней. Он

пытается попадать след в след, и ему приходится частить. След от босых

девичьих ног маленький, аккуратный, и это несказанно волнует и радует

Мальчика. Боже, как мимолетна эта невинная радость, и кто знает, почему

именно это воспоминание не раз отзовется в далеком будущем, вызывая в душе

Бывшего Мальчика ощущение счастья с примесью печали, горьковатой, как запах

вербы в то далекое утро?

Близились вступительные экзамены, и все больше времени приходилось

отдавать занятиям. Но и это не спасало от чувства, что растет и ширится

всеобъемлющая скука. Дни становились настолько похожими друг на друга, что

приходилось напрягать память, чтобы вспомнить, было то или иное событие

вчера или позавчера. А может, и вовсе неделю назад? "Уехать! Уехать отсюда

побыстрее! Что это за жизнь без особых примет"?! - жаловался он Пришельцу.

Тот молчал. Знал: разубеждать не стоит, пройдет юношеский максимализм.

Поймет: не от местечка удрать хотел - от себя. И на новом месте, и в

большом городе окажется он под тем же колпаком собственного "я". Но ничего,

большинство людей в конце концов сживаются сами с собой, даже начинают

уважать и любить себя, не имея зачастую в этом соперников.

Однажды утром, когда Мальчику стало совсем уж невмоготу, он пошел к

Пришельцу, чтобы в очередной раз выложить ему все, что накопилось на душе.

Пришельца дома не оказалось; из дверной щели торчала ничего не говорящая

записка: "Скоро буду". Мальчик вышел за калитку и не спеша побрел по

пустынной улице.

Когда он проходил мимо двора Садовника, его окликнули. Он обернулся и

увидел хозяина, семенящего к нему из глубины сада, буйно заросшего

сорняками. Мальчик подошел к покосившемуся забору, покрытому веселой

зеленью мха, положил на него руки. Ветхая доска оказалась неожиданно

мягкой, и кусок ее остался в руке Мальчика.

- Здравствуй, Мальчик,- весело сказал Садовник и тыльной стороной

кисти вытер пот на своем круглом добродушном лице.- Ты мне зачем забор

ломаешь? Как дела?

Мальчик неопределенно пожал плечами и с хмурым видом спросил:

- Вы Пришельца не видели?

- А... Пришелец... Пошел во-он туда. В город, наверное. А куда точно -

не знаю. Поздоровался - и прошел мимо, ничего не сказал. Вот на яблочко,

ешь. Самое лучшее.

Садовник протянул Мальчику ядовито-зеленое яблоко, сплошь покрытое

черными пятнами порчи.

- Ешь,- забеспокоился он, видя, что Мальчик не торопится отведать

фрукт.- Оно, правда, вкусное.

- Я знаю, спасибо.- Мальчик знал, что прямой отказ равносилен

смертельному оскорблению.- Я попозже съем. До свидания.

Он зашагал в сторону города и, пройдя метров пять-десять, обернулся.

Садовника уже не было видно, и Мальчик, нащупав в кармане успевшее

нагреться яблоко, бросил его в густые заросли лопухов, крапивы и пахучей

травы чернобыль, густо покрытые серым слоем придорожной пыли.

Пришелец неожиданно появился из-за поворота и с непривычной

торопливостью направился к Мальчику.

- Ты слыхал,- сказал он, подойдя,- на нас анонимку написали!

И он заливисто засмеялся.

- Анонимка...- ошеломленно повторил Мальчик, не зная, что сказать еще.

- Что там написано? - поинтересовался он, собравшись с мыслями,

недоумевая, что же плохого можно сказать о кристальном Пришельце, о добряке

Охотнике, о Фене, наконец?

Кто написал, он не спрашивал. Все в городе хорошо знали, что

написанием анонимок давно и плодотворно занимается некий гражданин,

прозванный Доброжелателем и работающий по совместительству агентом по

страхованию.

11

Раньше, еще до того, как я узнал о Доброжелателе, все анонимщики

казались мне похожими на тех отвратительных типов, которые появлялись в

карикатурах журнала "Перец": худых, желчных, с длинным крючковатым носом и

злобным взором блеклых глаз. Доброжелатель был вовсе не такой. Был он, в

житейском понимании этого слова, солидный, а именно: имел склонность к

полноте, на височках его пробивалась благородная седина, а выражение лица

всегда было значительное. Доброжелатель не был многословен, да это было и

не к чему. Собеседник, глядя на его возвышенное, озаренное кроткой

мудростью лицо, ясно понимал, что знания Доброжелателя гораздо обширнее тех

крох, которыми он по доброте своей с ним поделился.

Все это поначалу внушало к нему доверие, и все планы по страхованию он

постоянно перевыполнял. Это обстоятельство решительнейшим образом

опровергает устоявшееся мнение, что преуспевающий агент по страхованию

должен быть разбитным, многословным малым.

Когда Доброжелатель стал увлекаться анонимным делом, эта его тайная

страсть выплыла наружу, доверять ему перестали, но зато стали опасаться. И

это помогало ему по-прежнему регулярно перевыполнять план.

Почему его позвали Доброжелателем? Потому что так он подписывал свои

анонимки.

- Доброжелатель... Вон Доброжелатель пошел,- вполголоса говорил ему

вслед народ.

Постепенно все привыкли к этой кличке и, забыв его настоящее имя, без

опасения прямо в глаза называли его только так. Да и сам Доброжелатель за

долгие годы упорной анонимной деятельности так свыкся с псевдонимом, что

даже при получении зарплаты старательно расписывался в платежной ведомости:

"Доброжелатель". И деньги ему давали.

Свои подметные письма Доброжелатель писал из принципиальных

соображений. "Для того и щука, чтобы карась не дремал", "Волк - животное

полезное, оно - санитар леса",- любил повторять он, считая себя в той же

степени полезным для общества. Доброжелатель был убежден, что народ должен

жить в страхе и строгости духовной, зная, что всевидящее око его может

проникнуть не только в тайные деяния их, но и в помыслы. А потому пусть они

все дрожат; совместное дрожание всех - путь к нравственному единению.

Газеты Доброжелатель начинал читать с последней страницы. Вначал